История самого громкого отчисления на Фивте,
или как прославиться благодаря лыжному походу в Хибины


8 лет назад, в феврале 2013 года, я был с отчислен со 2 курса ФИВТ МФТИ. Наверное, не ошибусь, если скажу, что на факультете это было самое громкое отчисление за несколько лет (а может быть, и за всю историю факультета). Я прославился как "человек, который был отчислен из-за того, что уехал в горы" и "человек, который был отчислен всего с одной пересдачей". Эту историю в устной форме я рассказывал с той или иной степенью подробности десяткам людей, а общее число людей, которые слышали хотя бы краткий пересказ этой легендарной саги, точно измеряется как минимум сотнями.

Мне много раз предлагали написать статью с полной версией рассказа, как же оно все было на самом деле. Что ж, этот день настал. Прошу пожаловать. Меня зовут Мещерин Илья, и это — история самого громкого отчисления на Фивте, или как прославиться благодаря лыжному походу в Хибины.


Часть 1.
Длинная и неинтересная, но необходимая предыстория.

“Тебе на ЕГЭ за такое сочинение поставили бы 0 баллов!
Кого ты эпотируешь?
3.”
Моя учительница по русскому языку в 11 классе
(авторская орфография сохранена)

***

Когда я читаю новости про несправедливый и комичный суд над Навальным, про дело Егора Жукова и его последнее слово, про дело Pussy Riot и суд над ними, мне кажется, я понимаю, что чувствуют главные герои этих историй. Не каждому доводилось быть в центре всеобщего внимания, когда ты весь из себя якобы такой правильный и храбрый борец с системой, а за тебя собирают подписи или устраивают митинги. Мне вот довелось один раз, и это, скажу я вам, очень интересный опыт.

***

Трудно решить, с чего начать этот рассказ. Пожалуй, надо начать с того, что в самом начале той зимней сессии — 4 января 2013 года — меня бросила девушка.

Нет, это звучит недостаточно убедительно. Правильнее сказать — меня бросила тогдашняя любовь всей жизни.

И я, и она жили и учились тогда на втором курсе Физтеха, но на разных факультетах. Я был на ФИВТе на направлении ПМИ, она — на ФРТК на ПМФ. Я жил во второй общаге, то есть в двойке, а она — в соседней, в единичке. Я — в комнате 420, она — в комнате 430.

Новый год мы встречали не вместе: я был на Физтехе, она — у себя в родном городе. После Нового года она как-то подозрительно холодно и односложно отвечала на мои сообщения. В тот день, 4 января, у нее был экзамен по электричеству. Я пытался застать ее в комнате вечером, но там было заперто. Наконец мы встретились с ней у Мираторга (тогда он еще назывался Гурман, а не Мираторг) и пошли гулять в сторону Водников.

Мои подозрения подтвердились. По разговору сразу стало понятно, что между нами что-то не так. Она сказала:
— Я думаю, мы с тобой не поедем в Питер...
(Мы собирались после сессии с ней съездить в Питер. Вы что, не понимаете, это же так романтично, в 18 лет все мечтают съездить в Питер. Нам было как раз по 18.)
— ...да и вообще никуда не поедем. В этот Новый год я почувствовала, что не скучаю по тебе. А если ты не скучаешь по парню, значит, такой парень не нужен.

Можно заранее было предвидеть, конечно, что так будет. Рациональный мыслитель во мне давно уже говорил: "ничем хорошим ваши отношения с ней не кончатся, она тебя не любит, рано или поздно она все равно это скажет, и концовка неизбежно будет печальной для тебя". Но, как и полагается в таком возрасте, я жил немного в розовых мечтах.

Она была из тех, кто любит репостить романтичные стишки на тему "как было бы хорошо бросить всё и уехать куда глаза глядят". Вот это вот, например, классическое: Собирать вещей не больше, чем входит к тебе в рюкзак, не заводить собак и детей. Не толстей, не привязывайся, не богатей... — было ее любимое. А еще вот это: Дети уходят из города к чёртовой матери. Дети уходят из города каждый март. Бросив дома с компьютерами, кроватями, в ранцы закинув Диккенсов и Дюма...

Мы вместе строили грандиозные планы о путешествиях, о том, как можно было бы автостопом или на электричках проехать через всю Россию, а потом можно было бы объехать и весь мир, побывать в саваннах Африки, в джунглях Южной Америки, в пустынях Австралии... (Ну, точнее, эти планы строил скорее я, она больше соглашалась, чем предлагала.) И вот теперь, ожидаемо, всему этому пришел конец. Никуда мы теперь не поедем.

Ее подружка с РТ, с которой я тоже общался, после того дня начала меня успокаивать: "Илья, забей, она сейчас просто истерит, у нее сессия и она ни о чем кроме экзаменов думать не может. Все будет нормально, сдаст сессию, успокоится, перенервничает и будет у вас все ок". Но я не верил в это. Я думал, что она ушла от меня к другому, и даже догадывался, к кому.

Но уж как минимум одно запланированное путешествие в ближайшее время у меня должно было состояться (пусть и без нее). Я мечтал сходить в поход в горы, и еще осенью влился в тусовку Горной секции МФТИ. Найти там единомышленников было очень просто. Довольно быстро набралась группа новичков, таких же одержимых походами, как я, во главе с руководителем — опытным походником Лёшей Отачкиным. Он тоже по совпадению был с РТ.

Мы уже к тому времени тренировались три месяца: ездили в Икшу на походы выходного дня, катались на лыжах в роще, закупали снарягу и учились ей пользоваться, учились ставить и собирать палатку и даже пару раз ночевали в лесу. К началу сессии даты и маршрут похода уже были определены и согласованы: с 27 января по 7 февраля мы должны были отправиться в Хибины на лыжах, начало маршрута — станция Имандра, конец маршрута — город Кировск, Мурманская область.

***

Но пока что — меня только что бросила любовь всей жизни, и мне предстояла зимняя сессия 2го курса на Фивте. Третья сессия на ПМИ: холодная, темная, страшная, безжалостная.

Со сдачей экзаменов дела у меня и без того обстояли плохо. С самого начала обучения на Физтехе я был очень принципиальным и требовательным к себе и никогда не списывал на экзаменах. А еще не любил получать тройки: всегда считал, что достоин большего. После первого курса меня уже чуть не отчислили, когда я понабрал пересдач, дважды решив, что лучше пересдача, чем удовл. Чудом тогда не вылетев, к зимней сессии второго курса я уже смирился: предлагают тройку — обидно, но надо соглашаться, иначе хуже будет. Но все равно я продолжал следовать своему принципу — никогда не списывать на экзаменах. Хоть и было очевидно, что я сильно страдаю из-за этого.

На этот раз на кону была еще поездка в поход после сессии. И это уж точно означало, что получать пересдачи нельзя: основная волна пересдач по расписанию приходилась как раз на ту неделю, в которую должен был быть наш поход. И я старался не получать пересдачи изо всех сил.

Тем не менее, одна пересдача у меня все-таки была. Но она была, как бы это сказать, не совсем полноценной. Это был предмет под названием “формальные языки и трансляции”, который появился на Физтехе всего за год до этого, а преподавать его пришли три молодых препода из других вузов: Константин Мосиенко, Алексей Сорокин и Степан Кузнецов. Читался этот курс только нашему потоку и еще одной группе с РТ, которая тоже училась по направлению ПМИ. Преподы сами только в середине семестра узнали, что, оказывается, по этому курсу теперь есть экзамен, раньше был просто зачет. (Кстати, сообщил им об этом как раз я, изучавший учебные планы.) Поэтому они придумали такое правило: за семестр надо сдать два практикума — лексический анализатор и синтаксический анализатор, и это дает допуск к экзамену. А на самом экзамене у тебя уже есть, что называется, “накоп” из баллов за контрольные в семестре. Ну если этих баллов на хорошую оценку не хватает, можно еще отвечать на теорвопросы. Короче говоря, всем было понятно, что ставить неуды по этому предмету, а тем более отчислять из-за него — такие вещи точно никто не собирается делать.

У меня был "накоп" 3 балла за семестр, и главная проблема была досдать второй практикум — синтаксический анализатор. Я пытался дописать его в ночь перед экзаменом. Наверное, я мог его списать у кого-нибудь. Мой одноклассник, с которым мы вместе ботали в ту сессию, вообще нашел такой выход: наш одногруппник за него пишет синтаксический анализатор (нужный вариант), а взамен получает написанное задание по матану (ну то есть мой одноклассник переписывал задание по матану дважды). Но я, конечно же, был не такой, я хотел сделать сам.

К утру перед экзаменом стало понятно, что я не успеваю. Дико хотелось спать. “Ну и черт с ним” — решил я. Уж синтаксический-то анализатор я точно допишу в феврале, когда вернусь из похода, и сдам его, когда будет вторая попытка пересдачи формальных языков. За это уж никому не придет в голову меня отчислить. (Я ошибался.)

***

Итак, началась основная волна экзаменов той зимней сессии. Лишь первый из них — теорию групп 5 января — я сдал нормально. А дальше мне начало не везти.

Ночью перед экзаменом по алгоритмам у меня поднялась температура 38. Но я все равно ботал до утра вместе с одноклассниками, а утром пошел сдавать. Я настолько был намерен не получать больше пересдач, что даже пересдачу по уважительной причине не хотел допускать. Пришел на экзамен... и — о да, это наконец случилось и со мной — я попался к Пустовойтову.

Никита Пустовойтов тогда был и.о. зав кафедрой АТП, он был лектором и легендой: его боялся весь факультет. Но если некоторых преподов боятся и уважают, то его боялись и не уважали. Не уважали за то, что он очень плохо, нудно и медленно читал лекции, часто сам ошибался в материале, а еще включал в программу экзамена то, чего на лекциях не было, со словами "сами заботаете". И — самое главное — он люто фачил по нескольку часов всех тех несчастных, кто на сессии попадается в его лапы. (Ну, по крайней мере так говорили.)

Слухи подтвердились. На вопрос из билета про std::set я рассказал, как устроен этот контейнер и какие операциии и с какой асимптотикой он поддерживает... Но Пустовойтов попросил на листочке написать определение класса std::set, со всеми шаблонными параметрами, с правильным объявлением всех методов. Этого я, конечно, не мог сделать (и на лекциях этого не было). На второй вопрос — алгоритм Дейкстры — я рассказал алгоритм и объяснил асимптотику, но Пустовойтов попросил формально доказать корректность. Этого я тогда тоже не мог. Конечно же, ни к тому, ни к другому мы накануне не готовились: таких глубоких вопросов никто не ожидал на том экзамене (да и никто, кроме Пустовойтова, скорее всего, их и не задавал). С учетом еще и температуры 38 (которую заметил даже Пустовойтов), мне определенно стоило уйти на пересдачу, чтобы потом сдать как следует, и в нормальной ситуации я так бы и сделал. Но в этот раз я не мог себе такого позволить. Пришлось скрепя сердце соглашаться на уд(3) по моему любимому предмету, хотя у любого другого экзаменатора на тех же вопросах я без проблем получил бы тогда хор или отл.

Дальше был матан. Мне достался билет про экстремумы функций многих переменных. У меня было, что называется, интуитивное понимание, но выкладки для доказательства воспроизвести я не мог (да и кто хоть тогда мог, если не списывать?!). Однако мне достался Подлипский в качестве экзаменатора. Я понял, что дело плохо: это был тот крайне неподходящий мне тип экзаменатора, которого интересует лишь написанный билет, а "интуитивное понимание" всех фактов курса перед ним можно засунуть куда подальше. Так оно и вышло. Я пытался что-то там махать руками, вроде того что я понимаю геометрический смысл всех теорем из программы, могу объяснить суть любой из них, но он смотрел на это скептически. Попросил сформулировать теорему Стокса. Я сформулировал, но оказалось, что забыл какое-то техническое условие.

Тогда он открыл мою зачетку и увидел, что там уже есть уд(3). (Да чтоб тебя... — подумал я.) Он сказал:
— Вы точно хотите продолжать этот разговор? Я бы Вам не рекомендовал, потому что мне кажется, Вы себе сделаете только хуже. Я Вам предлагаю уд(3) и разойтись на этом.
Я понимал матан того семестра лучше большинства своих однокурсников. Но пришлось и тут пересилить себя.
— Окей, давайте 3, — согласился я с отвращением в голосе.

Единственный предмет, по которому я действительно заслуживал даже не то что уда, а пересдачи, стоял самым последним в расписании экзаменов. Это был теорвер. Впрочем, пересдачи по нему заслуживала половина нашего потока (это сейчас вместо того курса есть два отдельных “теория меры” и “теория вероятностей”, а тогда мы за один семестр, по сути, разом сдавали их оба). В 5 утра накануне того экзамена, когда мы с одноклассником смирились, что заботать больше 50% программы нам уже не успеть, воцарилась тишина, и он задумчиво сказал:
— Илья... знаешь.... Я кое-что понял.
— Что?
— Всё тлен. Бренно бытие.
— А-а... Да. Это правда. Скажи это сегодня Райгородскому, если попадешься к нему.
Мы понимали, что попасть к Райгору при наших знаниях теорвера — это гарантированный неуд. Моя задача была — как угодно получить 3. Для этого должно было повезти и с билетом, и с экзаменатором.

И мне действительно повезло. Я попал в ту удачливую половину людей, которые сдали теорвер с первого раза. В билете я умел отвечать ровно на один вопрос из двух. Внезапно самый халявный препод в аудитории крикнул "Кто готов отвечать?", и я понял: это мой шанс. Я тут же поднял руку: "Я готов!"

На самом деле я был не готов, но это было неважно. Главное, что моя зачетка попала к тому единственному человеку, от которого я имел шанс получить заветную троечку (самому было противно, а что делать). Мой одноклассник между тем действительно попал к Райгору и сразу же ушел с пересдачей (откровение про то, что всё тлен и бренно бытие, Райгора ожидаемо не впечатлило). Несколько человек уже были спалены Родионовым на списывании, но не я. Я отвечал билет Михаилу Раскину, и, с горем пополам рассказав ему про классификацию вероятностных распределений, признался, что ничего не знаю про второй вопрос. Он еще немного поговорил со мной и наконец поставил мне тот судьбоносный уд(3), добавив: "Наверное, это нижняя грань того, за что я готов поставить тройку".

***

Сессия на этом для меня закончилась. Из пяти экзаменов по трем у меня был уд(3). Мне было мерзко от этого. Я точно был способен на большее. Я очень бы хотел, чтобы у меня была возможность пересдать все эти предметы и закрыть их нормально, не на тройки. Но такой возможности уже неоткуда было взяться, если не через отчисление, и от этого было очень грустно. Зато я наконец-то пойду в долгожданный поход — это утешало.

Трижды я находился на грани между уд(3) и пересдачей и трижды с позором выбрал уд(3). Иронично, что если бы я хоть один раз из этих трех получил пересдачу, то в итоге, скорее всего, не был бы отчислен. Но тогда я, конечно, этого не предвидел.

Я обещал Отачкину, что поеду в поход, если не будет других пересдач, кроме формальных языков. Так оно и произошло: 24 января закончилась сессия, и я наконец-то отписался, что все ок, теорвер благополучно сдан.

У Отачкина огромный камень с души свалился. Дело в том, что по мере приближения дат похода люди из группы постепенно отваливались. Изначально в группе было 12 человек, но потом стало 10, 9, 8... И вот несколько дней назад стало 7 — отвалилась еще одна девушка. По правилам техники безопасности этот поход нельзя было проводить, если бы в группе было менее 7 человек. Судьба нашего похода уже почти висела на волоске, больше никому сливаться было нельзя. Я уверял Отачкина, что только теорвер может помешать мне пойти. И вот теперь, когда этот последний фактор благополучно миновал, Отачкин успокоился. Билеты Москва—Имандра и обратные билеты Апатиты—Москва на всю группу были куплены в тот же день.

***

25 января мы с Отачкиным вечером должны были поехать в Рио, докупить конфет, орешков и еще кой-чего, чтобы по раскладке всё совпало. В тот же день Полина (наш походный завхоз) паковала всё в пакеты, заматывала их скотчем и потом раскладывала это по рюкзакам.

Чисто в качестве дежурной формальности я пошел в деканат к замдекану, Алексею Викторовичу Малееву, рассказать про свою ситуацию и удостовериться, что, когда я вернусь из похода, всё будет нормально. То есть у меня просто будет неявка на первую пересдачу и я сдам формальные языки в феврале как единственную комиссию. Я рассказал про поход, который нельзя отменить, и про то, что все остальные предметы у меня сданы. Но Малеев вдруг сказал:
— Неее. Так нельзя. Мы тебя отчислим, пока ты ездишь.
— Эээ. В смысле.
— Ну что это такое — у тебя пересдача, а ты по походам разъезжаешь? Неее. Так не пойдет. Давайте как-нибудь перенесите свой поход.

Малеев часто любил троллить студентов, и все это знали, но все-таки к таким приколам жизнь меня не готовила. Я беседовал с ним довольно долго, рассказал, как мы усердно готовились к этому походу, как я добросовестно сдавал сессию и т.д. Я все не мог поверить, что он не шутит. Он сказал:
— Ну слушай, я знаю про все эти особенности, я сам в Хибинах был. Ну и что? Ну съездишь в другой раз. Ладно, если так любишь в походы ходить, давай ты договоришься с кем-нибудь и сдашь этот экзамен прямо сейчас, а потом поедешь.

И прямо тут же, за разговором, он проводил меня на третий этаж, к двери с вывеской "Кафедра алгоритмов и технологий программирования". Там сидел небезызвестный Пустовойтов. Мы вошли, и Малеев вкратце изложил ему мою ситуацию. Пустовойтов посмотрел на меня с улыбкой — конечно, он меня помнил — и сказал:
— Ну, эту проблему я не могу так онлайн решить, но я позвоню Сорокину и Мосиенко, и если они согласны принять у вас завтра или послезавтра, то пожалуйста.
Трудность моего положения была в том, что 26 и 27 января было соответственно субботой и воскресеньем. А сегодня была уже пятница. Если бы я спохватился на день раньше...
— А почему только Сорокину и Мосиенко? Ведь еще есть Кузнецов?
— Ха, Кузнецов — ваш семинарист, ему нельзя сдавать экзамен.
— Стоп, как это — нельзя? Ведь на этой кафедре нет такого правила?
— Да есть, всегда было.
Правило “нельзя сдавать экзамен своему семинаристу” на Физтехе официально присутствовало на кафедре вышмата и полуофициально — на остальных кафедрах. Но проблема была в том, что, как я уже сказал, этот предмет вело всего трое преподов на весь поток, и преподы эти были не местные. Разумеется, это правило не соблюдалось на экзамене по формалкам. Да и какое там правило — я же уже сказал, что этот “экзамен” и экзаменом-то полноценным назвать было нельзя: оценку можно было получить просто по итогам контрольных в семестре! А у меня было уже 3 балла по этим контрольным...

Но Пустовойтова убедить не получилось. Он попросил зайти еще раз через пару часов, а пока он позвонит Сорокину и Мосиенко.

Прошло два часа. Я вернулся в кабинет Пустовойтова. Он сказал:
— Ну что ж, Илья, вам не повезло. Ни Сорокин, ни Мосиенко не могут в эти выходные. Они просто находятся не в Москве.
— А Вы?
(Пустовойтов, как и.о. завкафа, теоретически имел право принимать любые предметы своей кафедры.)
— И я тоже не могу, потому что у меня выходные заняты.
— Но Кузнецов-то?? — я уже начинал волноваться.
— Кузнецову вы не можете сдавать, он ваш семинарист! — настойчиво повторял Пустовойтов. — Да и даже если могли бы... Он тоже не может, так что в любом случае ответ один.
Ладно, у Пустовойтова ловить было нечего. Я пошел обратно к Малееву и пересказал ему всё. Он сказал:
— Ну... сдавай билеты, что. С пересдачей никуда ехать нельзя.
Да вы че, прикалываетесь?..

Это была какая-то дичь. Ни разу еще за полтора года я не слышал, чтобы кому-то не дали вторую пересдачу, независимо от того, почему не сдана первая. Ладно, третью давали не всегда. Но вторую-то!!! (Да-да, сейчас есть такое правило, что каждому гарантируется возможность иметь три долга и по две попытки на каждый. Да и отрывные на пересдачу выдаются учебным отделом, а не деканатом. Тогда такого правила не было.)
Малеев сказал:
— Ты можешь сходить к декану. Если он разрешит, то конечно.

Декан — Валерий Евгеньевич Кривцов — внушал мне куда больше надежды, чем Малеев и Пустовойтов. Уж по крайней мере, он еще не был замечен в том, чтобы пугать и троллить и так зашуганных студентов без особого повода. Так что в успехе похода к нему я был уж почти уверен. Ну нельзя же взять и не дать человеку вторую пересдачу просто так! Но нет, оказалось, можно.
— Ну... у тебя не сдан экзамен, а ты собрался уезжать отдыхать. Нет, так нельзя.
Фейспалм. Вы сговорились тут? Нет, ладно бы еще это был серьезный экзамен — матан там или теорвер, но это-то что такое — ведь надо по сути просто прийти и досдать чёртов практикум?! Пока я разговаривал с деканом, туда же к нему в кабнет зашли и Малеев, и Пустовойтов. Видимо, им самим было интересно, чем закончится этот разговор, или я не знаю что. Я попытался еще раз внятно объяснить, что на подготовку к походу была потрачена куча денег и времени, три месяца шли тренировки, два месяца собирали снарягу и т.д. Я объяснил, что я готов не ехать, но тогда все остальные шесть человек тоже вынуждены будут не поехать, и я не мог их так подвести.
— Ну что ж... а кто виноват-то? Скажи им, что ты не очень надежный, что ты виноват. Сдавайте билеты все вместе. Если разве только найдется преподаватель, который смог бы принять у тебя этот экзамен до твоего отъезда...
И тут вмешался Пустовойтов:
— Никто из тех, кто имеет право принять у него этот предмет, не может в эти дни.
— Ну что ж. Ничего не поделаешь. Сдавайте билеты. Скажи своим друзьям, что на тебя нельзя рассчитывать.
Он так и сказал: "скажи, что ты ненадежный и что на тебя нельзя рассчитывать". Ага, сейчас. Я махнул рукой, сказал "ладно" и ушел из кабинета.

Мы с Отачкиным вечером встретились в ТЦ Рио, как и планировали. Я пересказал ему все это. Мы ходили по гипермаркету, он набирал конфетки в пакетики по списку. Не знаю, что он собирался делать. Кажется, у него былая тихая истерика: он, ничуть не повышая голос, говорил "ну всё, значит, никто не поедет". "Значит, всё отменяем". "Зря готовились, зря покупали билеты". "Потратили столько денег зря". Но продолжал набирать конфетки в пакетики, как будто ничего не случилось. Мне казалось, что я понимаю его: изначально на поход заявилось дохрена человек, потом один за другим люди сливались, и вот теперь я, который на словах так мечтал сходить в поход, как никто другой, сливаюсь тоже, а поход отменяется. Я больше не знал, что сказать. Я оставил Отачкина в гипермаркете и вернулся в общагу, чтобы думать над вариантами.

***

Наш поезд, выходивший с Ленинградского вокзала вечером 27 января, приходил на станцию Имандра только в 8:27 утра 29 января. Это значило, что у меня есть еще один, уж совсем отчаянный вариант. Можно было попробовать сдать экзамен утром 28-го, в понедельник, а вечером на самолете из Москвы долететь до Мурманска, и от Мурманска каким-нибудь способом за ночь добраться до ст. Имандра (которая находится южнее). Я проверил, и действительно: был рейс из Шереметьево в понедельник в 21:20, прилетающий в Мурманск в 23:40. Дальше оставалось преодолеть 200 км по тундре черт знает каким образом за 8 часов до утра. На ст. Имандра можно было добраться только поездом. Но ближайший поезд выходил из Мурманска утром и приезжал только в 12 дня. Я уточнил и, кажется, Отачкин уже почти согласился подождать меня 4 часа в Имандре. Но был и другой вариант: на чем попало за ночь доехать из Мурманска по трассе до города Апатиты (который южнее Имандры), перехватить там поезд в 7 часов утра и приехать в Имандру вместе с ними. (Уррра, пррриключения!!! Напомню, мне было 18 лет. И я ни разу еще до этого не летал на самолетах.)

Я начал пытаться проработать этот вариант. Написал Пустовойтову и попросил его дать мне телефоны Сорокина и Мосиенко, чтобы я сам поговорил с ними и, быть может, они все-таки согласились бы принять у меня экзамен если не в выходные 26-27 января, то хотя бы в понедельник 28го. Но Пустовойтов ответил, что не будет дергать своих коллег во второй раз из-за меня, а также что он вообще не готов давать студентам телефоны преподавателей.

Тогда я пошел на поиски по общаге. Первый, кого я встретил в коридоре, был Саня Кузьмин, мой одногруппник, бывший сосед и вообще хороший друг. Я спросил, не знает ли он сам или не знает кого-нибудь, кто знал бы телефоны Сорокина, Мосиенко или Кузнецова. Времени уже было около 9 вечера. На вопрос "а зачем?" я рассказал о проекте путешествия в Хибины через Шереметьево, Мурманск и Апатиты на ночной попутке. Это звучало очень вдохновляюще и придавало +10 к морали всех, кто это слышал. Саня присоединился к моим поискам. Спустя полчаса уже человек 5 знало о моей эпичной истории. Но телефонов преподов ни у кого не было. Наконец, поиски и расспросы привели нас в комнату Валеры Федюнина. У того были знакомые с РТ, а они через ВК видели телефон Сорокина. Примерно так же был найден телефон Мосиенко. Телефон Кузнецова не нашли, оставалось писать на почту. Поговаривали, что отвечает он быстро.

Случайно я узнал, что пересдача по алгоритмам проходит 28 января в 10 утра. Но ведь на этой пересдаче обязательно будет присутствовать Пустовойтов! Конечно, проситься сдавать формальные языки Пустовойтову в такой ситуации было тем еще самоубийством, но я должен был найти хоть какой-нибудь вариант. И я снова написал ему:
— Я извиняюсь еще раз, но 28 января в 10:00 — переэкзаменовка по алгоритмам и структурам! сдать формальные языки в это время там нельзя?
— Нет!
Да чтоб тебя...
— Кстати, напоминаю, что необходимым условием сдачи является сдача практикума. По информации от Кузнецова, на данный момент он не сдан.
Дописать этот практикум я мог бы в любой день (собственно, только это и надо было сделать). Проблема была не в практикуме, а в том, чтобы найти принимающего.

Я позвонил Сорокину. Он был действительно не в Москве. Договариваться с ним казалось бесполезным. Тогда я позвонил Мосиенко. Он тоже был не в Москве. Я долго пытался рассказать о безысходности моего положения. Тогда он сказал, что в понедельник во второй половине дня, вообще-то, будет уже в Яндексе, и в принципе он готов принять у меня этот экзамен вечером 28 января. Это было уже что-то.

И все-таки я написал Кузнецову.

Добрый вечер, Степан Львович.
Я студент 2-го курса ФИВТ МФТИ, который не успел дописать второй практикум к 28 декабря и поэтому не сдавал экзамен.
У меня к Вам очень большая просьба: не могли бы Вы принять у меня этот экзамен (и, соответственно, практикум) ДО 31 января?
Дело в том, что я должен был уйти в лыжный поход в Мурманскую область 27 января вечером, и я рассчитывал, что деканат разрешит перенести мою единственную переэкзаменовку на февраль. Однако деканат наотрез отказался... И беда в том, что если я не пойду в этот чертов поход, то вся группа из 6 человек вынуждена будет не идти, а они три месяца к этом готовились и потратили кучу сил и времени...
В связи с этим у меня вопрос: хоть каким-нибудь образом Вы не могли бы принять у меня это 26, 27 января или хотя бы 28 января до вечера?
Пустовойтов Н.Ю. наотрез отказывается, Сорокин А.А. не может, а Мосиенко К.С. соглашается только 28-го вечером, и я все равно не успеваю.
Очень надеюсь на понимание, извиняюсь за беспокойство, но у меня просто нет никакого выхода.

Мещерин Илья, Фивт, 196 группа

Степан Львович действительно ответил очень быстро.

Добрый вечер. К сожалению, я только что получил распоряжение Пустовойтова с запретом принимать переэкзаменовку у студентов своих групп. Напишите ещё раз Сорокину или Мосиенко, может быть, можно что-нибудь устроить.
С. К.

Охренеть. То есть Пустовойтов не просто не нашел как мне помочь, а еще и специально написал моему семинаристу, чтобы я не смог сдать этот экзамен до отъезда.

Я еще раз позвонил Мосиенко, чтобы уточнить, когда именно в понедельник он сможет принять экзамен. Он сказал, что не раньше 6 часов вечера. И это в офисе Яндекса, на Парке Культуры. Напомню, что рейс в Мурманск был в 9 вечера из Шереметьево. Тогда я понял, что даже этот вариант меня не спасет. Я тупо не успею на самолет.

Отачкин все это время донимал меня сообщениями. До выезда группы оставалось два дня, всё было уже собрано и разложено по рюкзакам на семерых, а я — а следовательно, и весь поход — все еще находился в подвешенном состоянии.

***

Наконец, в 12 часов ночи, после длинных разговоров с однокурсниками, я пошел в общагу РТ к Отачкину. В комнате у него никого не было, он сидел за столом при свете одной только настольной лампы, и на весь стол была разложена большая карта Хибин. Он сидел и что-то высматривал, дорабатывал, вымерял. Я очень подробно рассказал ему обо всем, что произошло этим вечером. Он выслушал, посмеялся, сказал:
— Мдаа.... сильно тебя там не любят, как я погляжу...
Я предлагал обменять билеты всей группе и выехать всем вместе на день-два позже, но он сказал, что это нереально, потому что тогда надо пересогласовывать маршрут со спасателями и с комиссией в Москве. Потом он начал вслух при мне думать, как можно за два дня найти мне замену, но тут же понял, что это тоже нереально.

Был уже почти час ночи, и мне нужно было уходить из общаги РТ (тогда нельзя было официально оставаться не в своей общаге после часа). На прощание Отачкин сказал:
— Я понимаю, тебе сейчас важнее закончить институт. Ты на втором курсе, вылетать еще страшно. А вот знаешь, какие у меня проблемы? Меня вот отчислят из аспирантуры и уволят с работы после этого похода. Я недавно из-за этого похода потерял около 100 тысяч рублей. Ну и черт с ним. Я хочу сходить в этот поход, и все. Вопрос в том, что для тебя приоритетнее. Чем старше, тем спокойнее относишься к таким вещам. Тебе выбирать.

Я вышел из комнаты Отачкина и остался один на один с этими мыслями в северном крыле 2го этажа общаги РТ. С того дня, как она меня бросила, я не был в этой общаге... а ведь когда-то бывал тут регулярно, и даже ночевал. Я хотел еще потянуть этот момент, и медленно, задумчиво, прошел через весь коридор до южного крыла. Она жила как раз в южном крыле на 4м этаже. Я начал медленно спускаться по лестнице... и вдруг встретил его, поднимающегося наверх. Мы не поздоровались, но он меня, конечно, узнал. Я был почти уверен, что она ушла от меня не просто так, а к нему, хоть у меня и не было подтверждений. Он жил на первом этаже, но в час ночи шел по южной лестнице куда-то наверх. Я мог догадываться, куда.

***

Я вернулся в двойку и пошел к Сане Кузьмину поделиться всем этим. До 6 часов утра мы сидели, пили чай и беседовали о жизни. Вообще-то он учился лучше меня, но в ту сессию даже у него было две пересдачи — матан и теорвер. За чаем я — обладатель уд(3) по матану в этом семестре — объяснил ему, что такое ротор, дивергенция, циркуляция и какие бывают криволинейные и поверхностные интегралы. Потом мы снова обсуждали, идти или не идти мне в поход. На прощание Саня сказал: "Даже не знаю, что бы я сделал на твоем месте. Наверное, я бы не поехал".

В свою комнату я вернулся где-то к 5 часам утра. Сел и задумался. Я понял, что мне больше не с кем посоветоваться. В смысле, вообще не с кем, понимаете? До сих пор, когда в жизни возникал выбор пути, можно было пойти к кому-то "более опытному" и спросить, что делать. А сейчас — не к кому было пойти, никто не обладал ответом, какой выбор правильнее. Надо было принять очень важное решение, которое надолго определит твое будущее, полностью самостоятельно. Ощущали ли вы когда-нибудь такое? Вот я тогда испытал это в первый раз, в ночь с 25 на 26 января 2013 года.

Так забавно было смотреть на людей с серьезными пересдачами и на то, как они нервничают. Обычно в сессию все психуют и ноют "ой, меня отчислят", хотя если отбросить эмоции и подумать головой, становится понятно, что скорее всего сдадут они свою сессию и будет все нормально. У меня же было ровно наоборот. Рациональный мыслитель во мне говорил: "Да, тебя отчислят, если ты уедешь. Тебе это лично декан пообещал, а он сдержит слово". Но неужели я сейчас реально прогнусь, кину Отачкина с группой и забью на свою мечту путешественника вот из-за этого?.. И это — после всех этих "дети уходят из города к чертовой матери" и "собирать вещей не больше, чем входит к тебе в рюкзак"?..

"Неужели я, глядя на себя со стороны, хотел бы, чтобы я сейчас так поступил — вот так вот легко предал свои ценности и снова бы никуда не уезжал?.." — размышлял я. — "Ну уж нет. Илья Мещерин не такой. Он сделает по-своему. Он вам еще покажет".

"Тебе нужно выбрать, что для тебя приоритетнее", — вспоминал я Отачкина.

Взрослые дорожат бетонными сотами, бредят дедлайнами, спят, считают рубли.
Дети уходят из города.
В марте.
Сотнями.
Ни одного сбежавшего не нашли.

***

На следующий день я проснулся поздно днем и поехал в Экстрим (это такой известный туристический магазин) — докупить кое-каких мелочей к походу. На обратном пути позвонил Отачкину и сказал:
— И все-таки я поеду в поход. Пошли они все в жопу.
Наверное, я сильно обрадовал его.

Груз с плеч упал, решение было принято. Я приехал на Физтех, вышел на Новодачной и направился к двойке. И тут... я встретил их. Она шла за ручку вместе с ним, навстречу мне, по узкой дороге. Да-да, моя бывшая за ручку с новым парнем. С тем самым. Мы молча посмотрели друг другу в глаза и прошли мимо. Я вернулся в свою общагу и зашел на ее страничку вк. Там красовалась новая надпись, которой еще вчера не было: "влюблена в... (того самого)". Подружка с РТ, которая в начале сессии утешала меня, что она вернется и все будет хорошо, написала мне в личку: "прости".

Ну что ж, когда лес рубят, щепки летят. Когда мир вокруг и так рушится, появление нового парня у бывшей девушки, в принципе, служит хорошим дополнением к ситуации.

"Ха", — подумал я, — "а это даже хорошо, что я их встретил сейчас, после принятия решения о походе, а не до него. Было бы неприятно потом признаваться себе, что я решил уехать на эмоциях из-за нее, а вовсе не потому что принял такое взвешенное решение".

***

Вечером 27 января, собрав все вещи, взяв лыжи и рюкзак, я вышел на Новодачную. По дороге в электричке рассказал остальным участникам группы свою эпичную историю с деканатом и формальными языками. Паша Авдеенко (а он был с 3 курса ФОПФа) сказал:
— У меня вот тоже есть пересдача по теорфизу. Я пришел в деканат, рассказал всё, мне замдекан сказал: "о, в поход едешь, ну хорошо, дело полезное, отдохни как следует, приедешь — теорфиз сдашь".
До того дня я был уверен, что учиться на ФОПФе сложнее, чем на ФИВТе, а теорфиз сдать сложнее, чем формальные языки.

Поздно вечером 27 января, как и должно было быть по расписанию, наш поезд Москва—Мурманск отправился с Ленинградского вокзала. Сеть вскоре пропала, и я остался без связи на много дней.

...не толстей, не привязывайся, не богатей,
уходи в такую ночь: серебристый зигзаг
молнии, оборванные линии электропередач,
дождь в лицо и немного град.
Позади лежат восемь жизней твоих удач
и горят.

***


Часть 2.
Тоже длинная, но куда более содержательная и эпичная.


Выбивать таким образом уважение к себе, применяя силу в виде твоего ресурса который у тебя есть, показывая всем своим студентам, что в этой ситуации с ними будет то же самое? Тогда ты таким образом ничем не отличаешься от тех людей, которые дрессируют животных палкой. Ты как будто признаешь свое бессилие в данной ситуации, что просто пытаешься ее не решать, а отчислить, убегая от своих проблем. Тебе нужно уважение, взращенное на страхе?
Тимофей Чулков, 01.04.2021

***

Знаете, есть такие люди, которые, столкнувшись с реалиями несправедливого мира, любят поднять как можно больше шума, чтобы стоял ор выше гор, чтобы все вокруг знали о творящемся трэше. Они любят довести ситуацию до максимального абсурда, сделать ее максимально комичной, пусть даже во вред себе. Скажешь такому человеку: “не уезжай, а то мы тебя отчислим” или “не приезжай, а то мы тебя посадим” — так нет же, он специально сделает все наоборот, потому что уверен в своей правоте, и пострадает, но прославится как отважный борец с проклятой системой. Таким человеком, мне кажется, был и я — по крайней мере, до 2013 года.

***

В четверг 7 февраля, когда мы наконец вернулись на Физтех, я прямо с электрички, в походной одежде пошел в деканат. Я понятия не имел, что произошло за время моего отсутствия. Я был готов к любому исходу от “я уже отчислен” до “про мою историю забыли и мне общим порядком назначили вторую пересдачу”. Но ставки делал я все же на то, что вторую пересдачу мне не дадут. У меня был отличный план, чем заняться той весной. Я все равно хотел взять паузу, что-то вроде академа, чтобы заботать все предметы как следует, в том числе за первый курс. Да и пересдать еще раз третью сессию мне очень хотелось, чтобы было по-нормальному, а не с тремя уд(3) по экзаменам.

В своем кабинете меня встретил Малеев. Я спросил, что меня теперь ждет.
— Ну, Илья, даже не знаю, что с тобой теперь делать.
Ага, значит, меня еще не отчислили. Ну штош. Тогда буду играть свою роль до последнего. Я решил воспользоваться одним из советов Дейла Карнеги: “как можно быстрее сами заявите о своей неправоте и раскайтесь, тогда оппоненту труднее будет не пойти на уступки”. Малеев послушал мои раскаяния, потом сказал:
— Так, ладно, иди писать объяснительную.
Это звучало так, как будто отчислять меня он не собирается.

Я был отправлен писать объяснительную в соседний кабинет. Там сидела работала за столом какая-то студентка с курса постарше. Я сел за другой стол и начал писать. (Ну уж в этом-то деле я был мастер.) Я старался писать максимально официальным стилем, при каждом удобном случае вставляя фразы о том, как же я был неправ, как же я непростительно поступил и как я раскаиваюсь. Сам угорал от комичности того, в чем я раскаиваюсь, но продолжал писать. Девушка за соседним столом смотрела-смотрела, потом не выдержала и спросила:
— Че хоть с тобой такого произошло, что ты объяснительную пишешь уже полтора часа? Дай почитать, интересно.
— Конечно, читай. А еще: можешь плиз ее отсканить и прислать мне на почту?
Я уже тогда догадывался, что эта “объяснительная” станет историческим документом и читать ее интересно будет не только той девушке.

Кстати, ту девушку, как я позже узнал, звали Настя Солодкова.

Я пришел с этим сочинением обратно в кабинет Малеева. Он посмотрел, усмехнулся: “даа, такое надо на ночь читать”. Внимательно прочитал. Сказал:
— Ладно, иди пока. Приходи завтра. Мы подумаем, что с тобой делать.
Тогда я еще не понимал, что он и в самом деле не знал, что со мной делать. Еще бы: всегда в таких ситуациях вторая пересдача дается автоматически, но тут-то ведь декан обещал отчислить...

Это были еще не все мои дела в деканате на тот день. От Малеева я пошел в кабинет к секретаршам, которые выдавали справки. План был в том, что, пока я еще студент 2 курса, надо взять справку об этом. Мне же еще проездной на метро пригодится, льготные билеты в разные места, да мало ли что еще. Я зашел и попросил справку о том, что я студент. Нина Васильевна достала бланк, стала заполнять.

Тут вошел мой однокурсник, попросил выдать ему отрывные на вторую пересдачу. На столе лежала пачка готовых отрывных. Нина Васильевна порылась в стопке и нашла: “Так, вот тебе отрывной на матан, вот отрывной на теорвер. Иди”.

Только что на моих глазах чуваку просто так дали направления на две комиссии по самым стрёмным предметам. Мне же нужна была всего одна — по тому предмету, по которому и пересдач-то почти не было, а у половины людей была оценка автоматом. Но давать мне отрывной почему-то никто не собирался.

Я уже хотел уходить, но Нина Васильевна сказала вслед: “Мещерин! Подожди”. Она снова порылась в стопке с отрывными и нашла. Достала и показала мне, не выпуская из рук. Это был отрывной на мое имя, на сдачу формальных языков, на понедельник, 11 февраля. На нем стояли две подписи: зам. декана Малеев А. В. и проректор по учебной работе Зубцов Д. А..
— Не говори никому, что я тебе показывала. Они просто хотят тебя проучить, но не волнуйся, все будет хорошо. Иди спокойно готовься к пересдаче.
Я сказал “спасибо” и ушел в общагу. Это было дико смешно. Я шел по улице и угорал.

В этот момент я перестал думать, что меня отчислят.

***

На следующий день (8 февраля) в деканате была массовая выдача отрывных (видимо, из той самой стопки) всем, у кого оставались пересдачи. Я стоял в очереди в деканат, люди передо мной заходили, после недолгого разговора получали свои направления на вторую пересдачу и выходили. Очередь дошла до меня. Я зашел с бодрым лицом, будучи уверен, что так же быстро выйду со своим отрывным. Малеев скептически на меня посмотрел:
— Таак, Илья. Ну и что нам с тобой делть?
— Ээээ... Я думал, это Вы мне сейчас скажете, а не я.
— Ну я вот не знаю, что с тобой делать. Какие у тебя предложения?
(Да что за дичь ты несешь? Какие у меня еще могут быть предложения??)
— Нуу, я думаю, что... можно дать мне отрывной?..
— Отрывной тебе дать?.. А ведь ты, по-моему, не сильно раскаиваешься.
Нет, это был уже зашкаливающий трэш. Отрывной на меня напечатан и подписан, мы оба это знаем, так в чем же еще проблема? Но Малеев ничего по существу не отвечал, а продолжал задавать мне какие-то непонятные вопросы. В итоге он сказал:
— Знаешь что, нам надо еще подумать насчет тебя. Давай-ка вот что сделаем: оставь мне свой номер телефона, а я тебе вечером позвоню и скажу, что с тобой дальше будет.

Я вышел из деканата и пошел в общагу, опять немного нервничая. (До меня все еще не доходило тогда, что Малеев реально не знает, что со мной делать, и просто тянет время. Вроде надо по всем правилам разрешить мне пересдачу, но ведь обещали же отчислить! И кто будет отвечать за принятие такого решения?..)

Тем не менее, Малеев действительно позвонил мне вечером в тот день. И сказал:
— Ладно, иди завтра утром в деканат, тебе выдадут отрывной. Будет у тебя пересдача 11 февраля.
Вопрос казался окончательно закрытым. Оставалось только написать синтаксический анализатор.

***

Выше я говорил, что есть люди, которые любят поднимать ор выше гор вокруг себя, сталкиваясь с абсурдом и становясь символами протеста. Но на каждого такого человека должен найтись тот, который этот протест организует: сагитирует людей на митинг, соберет подписи, пойдет стоять у дверей администрации, чтобы обратить внимание всех на проблему. Такие люди на нашем курсе, конечно, были, и одной из таких людей была Даша из 195 группы.

Мы случайно встретились в коридоре общаги, и она спросила:
— Илья! Они в деканате совсем уже там? Тебя действительно собираются отчислить из-за одной пересдачи, на которую ты не смог приехать?
Я тогда успокоил ее.
— Даша, все нормально, меня уже никто не собирается отчислять. Мне дали отрывной, пойду сдавать в понедельник.
— Ладно! Ну смотри, имей в виду: если они реально соберутся тебя за это отчислить, ты мне скажи! Я напишу нужным людям, так что тут полфакультета, включая препов, за тебя подпишется! Это же беспредел полный!
Я был слегка удивлен, видя такое количество протестной энергии, которой не было даже во мне. И даже не воспринял затею всерьез, честно говоря.
— Спасибо, Даш, но реально уже не надо. Все норм.

***

Ночь с 10 на 11 февраля я, конечно же, не спал. Я до утра писал синтаксический анализатор. Мои ожидания, что я сумею его быстро написать за пару часов, а все оставшееся время ботать теорию, не оправдались, но что поделаешь. Пришлось опять прогать до самого утра.

Утром 11 февраля я вышел из двойки и направился на Новодачную. Экзамен проходил в нашем московском корпусе на Тимирязевской, который еще назывался корпус 1С. На платформе я встретил знакомое лицо. Это был Иван Шанцин из 117й группы с РТ. Комиссия по формальным языкам была только у нас двоих, больше таких уникумов не было. Мы сели в электричку, а я продолжал ботать. Спросил его:
— А ты шаришь LR-алгоритм? Там жесть какая-то...
— Нет, а зачем.
— Но... он же есть в билетах…
— Пф. Тройку поставят просто так и без него. А даже если не поставят… какая разница, мне деканат еще одну пересдачу выпишет без проблем.
Я ненавидел факультет РТ.

Мы добрались до корпуса 1С и сели ждать. Пересдачу пришел принимать единственный экзаменатор — Степан Кузнецов. Мой семинарист. Тот-кому-нельзя-сдавать.

Мы зашли в кабинет. Кузнецов обратился сначала к РТ-шнику:
— Так. Вы Шанцин, да? Хорошо. Тяните билет, готовьтесь.
Потом он посмотрел на меня.
— А Вы, видимо, Мещерин. Насчет Вас меня сегодня предупреждали. Мне сказали, что Вы не допущены к этому экзамену.
Я был удивлен таким началом разговора. Но тут же сообразил:
— А, видимо, это потому что у меня до сих пор не сдан второй практикум — синтаксический анализатор. Я его написал, вот, пожалуйста, можете проверить.
— Да нет, я так полагаю, дело не в синтаксическом анализаторе. Мне сегодня позвонили и непосредственно насчет Вас предупредили: у Мещерина экзамен не принимать.
Тут уже дело запахло чем-то интересным.
— Подождите, но как такое возможно, если у меня есть отрывной? Вот — посмотрите — официальное направление на пересдачу. Выписано на Мещерина, на 11 февраля, вот подпись замдекана, вот подпись проректора по учебной работе. Что еще надо?
— Да я сам не знаю, как это возможно. Я сам это узнал от лектора. Давайте сходим спросим у него, может, он объяснит подробнее.

Мы вышли из кабинета и пошли искать лектора — Константина Мосиенко. Он оказался в одном из кабинетов неподалеку. Кузнецов переадресовал ему мой вопрос.
— Костя, вот тут Мещерин пришел, интересуется, почему мы не должны у него пересдачу принимать.
Мосиенко ответил, обращаясь ко мне:
— Да, здравствуйте. Сегодня утром мне позвонили из деканата и лично про Вас сказали, что этот экзамен у Вас принимать нельзя.
АААААААААААААА... *мысленно вставьте сюда свой любимый мем с орущим котом*.
— Но… почему?? я же написал синтаксический анализатор…. и вот же отрывной с направлением на пересдачу….
— Послушайте, мы вообще не из этого вуза, мы не знаем, какие у вас тут правила. Мне позвонило непосредственное начальство и сказало: “у такого-то экзамен не принимать”. Что я могу сделать? Могу Вам посоветовать позвонить в деканат и спросить, в чем там проблема.
Я же предупреждал, что в этой статье есть нецензурная лексика? Вот сейчас настало время для нее.
Я был в полном ахуе.

Я позвонил Малееву по уже знакомому номеру телефона.
— Здравствуйте! А почему я приехал на комиссию, а Кузнецов и Мосиенко мне говорят, что якобы им позвонили из деканата и запретили ее у меня принимать?
— Да, Илья, привет. Действительно, мы с деканом и проректором посовещались и решили, что все-таки ты не допущен до этой пересдачи.
...Охуеть. Они решили дать мне пересдачу и выдали отрывной, а потом посовещались и передумали, блять.
— Прекрасно… И что же со мной теперь будет?
— Нууу… ты будешь отчислен с Физтеха.
— Прекрасно… И что мне теперь делать?
— Нуу… в том корпусе тебе делать уже точно нечего. Приезжай обратно в деканат.
Уровень комичности и абсурдности ситуации достиг максимума. Я нарочно не мог бы придумать настолько эпичного развития событий.

Я все же еще раз зашел в кабинет, где Кузнецов принимал пересдачу у парня с РТ.
— Степан Львович… может, Вы все-таки примете у меня этот экзамен, поставите мне хотя бы троечку в отрывной, а я просто приберегу этот отрывной и покажу кому надо когда надо? Кто его знает, что они там придумали, может, они передумают еще раз, потом Вам еще раз этот экзамен ехать принимать…
Но Степан Львович не был готов пойти на такое.
— Нет, слушайте, я не могу так сделать. Я здесь человек чужой, решений никаких не принимаю, что мне сказали — то и делаю. Откуда я знаю, почему Вам запретили сдавать этот экзамен? И кому Вы потом эту оценку от меня будете показывать? Мне ведь проблемы тоже не нужны…
Тогда я напомнил ему про свое письмо 25 января и про ту историю с походом в Хибины. Я объяснил, почему меня решили не допустить. Кузнецов сказал:
— Знаете, я бы на Вашем месте обратился вот по такому-то адресу (он назвал точный адрес).
— Да? А что там находится?
— Там находится Московская психиатрическая больница №1. Объясните им ситуацию, дадите сколько-нибудь денег, и они Вам напишут заключение, что лежали Вы в бреду всю ту неделю, а горы Вам померещились… Отдадите это заключение своим друзьям, они придут с ним в деканат и подтвердят, что ни в какой поход Вы с ними не ходили… И тогда до пересдачи Вас не смогут не допустить.
— Спасибо, Степан Львович!
Но вариант с подделкой справок был, конечно же, не для меня.

Я вышел из корпуса 1С и направился к платформе Тимирязевская. Сел на электричку и поехал обратно на Физтех. Мне кажется, те, кто видел меня в этот момент, действительно могли бы подумать, что я сумасшедший. Я улыбался во весь рот как дебил всю дорогу. Я знаю разные реакции, которые бывают у людей, когда они узнают, что им предстоит отчисление: кто-то начинает реветь, кто-то впадает в ступор, кто-то отправляется пешком куда глаза глядят и проходит 15 км по железной дороге. Но мне было дико смешно. Произошедшее было настолько нелепо и абсурдно, что я понимал: история моего отчисления - это уже бомба, которая вот-вот разорвется и сделает меня знаменитым на весь курс, если не на весь факультет, а кураторы будут пересказывать ее новым первокурсникам. Но пока что я просто ехал в электричке на Физтех, надеясь продолжать жить в общаге всю весну и восстановиться летом снова на 2й курс.

В деканате у Малеева был еще один мой одногруппник (тот самый, который писал синтаксический анализатор за другого взамен на готовое задание по матану), ему выдавали еще один отрывной на пересдачу - кажется, для него уже третий. Увидев меня, Малеев сразу помрачнел и сказал:
— О, Илья, ну пойдем к декану.
Когда мы вошли, декан разговаривал с кем-то по телефону. Мы так сидели и ждали. Это продолжалось очень долго, а как только он закончил, ему тут же позвонил еще кто-то, и мы снова ждали. Я сидел и смотрел на часы. Прошло минут 15. Наконец, когда на часах было ровно 5 вечера, декан обратился ко мне:
— Ну что, Илья. Я же говорил тебе, что ты будешь отчислен, если уедешь. А ты все равно уехал. Хотел проскочить? Не получилось.
Тут Малеев подал ему мою объяснительную. Валерий Евгеньевич начал читать. Похоже, он видел ее впервые. Когда он дочитал, то сказал:
— Как ты уже понял, сдать эту пересдачу мы тебе не разрешим. Но что касается твоего последнего желания - восстановиться летом на бюджет на 2й курс, то это пожалуйста. Давай сделаем так: ты пишешь заявление об отчислении по собственному желанию, и тогда летом мы без всяких проблем примем тебя обратно на 2й курс. Ну, конечно, при условии, что ты сдашь восстановительные экзамены за первый курс без троек. Но это уж, я думаю, у тебя получится.
Я не очень доверчиво посмотрел на него.
— Точно примете обратно?
Обещаю тебе, примем.
Это звучало уже лучше. Как мы только что выяснили, декан, похоже, был человеком, который держит слово. Я еще немного подумал и взял ручку с бумажкой.

«Ректору МФТИ Кудрявцеву Н.Н.
от студента 196 группы Мещерина Ильи.
Заявление.
Прошу отчислить меня из МФТИ по собственному желанию.
Дата: 11.02.2013г. Подпись: Мещерин И.С.»

Декан тут же поставил свою визу.

Декан факультета: не возражаю. Подпись: Кривцов В.Е.

Но оставался еще один важный вопрос.
— А можно я останусь жить в общаге на этот семестр?.. Просто у меня были планы, я хотел продолжить ходить на лекции, а еще в НМУ...
— Да можно, почему нет. Напиши еще одно заявление, что хочешь сохранить за собой место в общежитии... Можешь написать “по личным обстоятельствам”. Я подпишу.
Все складывалось идеально. По-видимому, декан не очень хотел меня сильно наказывать. Он хотел сдержать свое слово, что отчислит меня, но как будто бы сам старался сгладить последствия.

Я вышел из его кабинета со словами “Я еще вернусь”. (Жаль, что не догадался сказать эту фразу по-английски, было бы совсем по-киношному круто.)

…Представь себе это ощущение: ты идешь по институту, по этим корпусам, где все еще недавно было такое привычное, и ты так боялся все это потерять… А теперь ты идешь, как будто и студент, а как будто уже и чужой человек. Вокруг снуют туда-сюда с виду такие же, как ты, у них сессия, им надо ботать, а то отчислят… Но ты теперь не такой, как они. Им этого не понять, они даже не обращают внимания на твою медленную задумчивую походку, да до того ли им!

Я вернулся в общагу. В моей комнате никого не было. Я думал, как наиболее эффектно рассказать всем про тот трэш, который случился утром на пересдаче. Запостил вконтакте опрос “как вы думаете, что сегодня случилось” с ну очень эпичными вариантами ответа. Потом пришел сосед, Саша Машрабов. Я рассказал, что произошло. Потом пришел кто-то еще… Я уже не помню, скольким людям за тот вечер я успел рассказать эту историю.

А еще позвонила моя мама, узнать, как у меня дела с пересдачей. Ну, я тоже рассказал как есть. Это было ошибкой. Мама не на шутку переволновалась:
— Илья!!! А что с армией, ты подумал?! Как ты собираешься отмазываться от военкомата теперь?
На самом деле, Малеев тоже предупреждал, что от таких маневров с отчислением и восстановлением отсрочка от армии у меня сгорит. Это означало, что я буду попадать под призыв не только в ближайшую весну, но и после восстановления на второй курс - до самого конца бакалавриата. Я собирался решать проблемы по мере поступления: наверняка я не первый на факультете с такой ситуацией, наверняка кто-нибудь имеет опыт откоса, да мне даже уже говорили, что такие люди есть. (И как я сейчас понимаю, это была довольно правильная мысль.) Но маму такой ответ не устраивал.
— Так. Я завтра приеду и сама поговорю с вашим деканом. Что они там устроили, они сами-то хоть об этом подумали?
— О господи, мама. Ну вот еще твоего приезда не хватало.
— Приеду-приеду. Слушай, хуже не будет. Надо использовать все возможности, я тоже, знаешь ли, в Москве училась, и декану вашему мне есть что сказать. Надо быть уверенным в своих требованиях.
“Ну ок” — подумал я. "Хуже уж действительно не будет". (И тут я сильно ошибся.)

В тот же вечер я погуглил, какие есть вакансии без опыта в Москве. Я собирался быть курьером. (Яндекс.Еды тогда еще не существовало, но курьеры были нужны всегда.) На глаза попалось что-то очень заманчивое, где обещали аж до 40 тысяч рублей в месяц за курьерскую работу (это в 2013-то году, когда доллар был по 30). Позвонил им и по разговору не услышал подвоха. Договорился приехать на собеседование завтра утром, 12 февраля.

А новость о моем эпичном отчислении и о беспределе деканата продолжала распространяться по факультету.

***

На следующий день, во вторник 12 февраля, утром я действительно поехал в эту контору на м. Семеновская. Там мне задали несколько формальных вопросов, дали подписать какие-то стандартные бумажки и сказали, что ждут на первый пробный день завтра утром, 13 февраля, к 9 утра. Опаздывать ни в коем случае нельзя.

После этого я направился на Ярославский вокзал встречать маму. Она приехала из Ярославля на утреннем экспрессе, мы поехали на Физтех. В деканате был Малеев. Мама начала его расспрашивать про меня:
— Ну что с ним не так? Он что, с учебой не справляется?
— Да нет, в принципе, справляется, — отвечал Малеев.
Я стоял и просто угорал.
— Так почему же вы его тогда отчисляете?!
— Ну... вам надо к декану с этим вопросом, я тут ничем не смогу помочь.
Декана в кабинете не было. Мы пошли в кабинет, где сидели секретарши. Нина Васильевна позвонила декану, и тот просил передать, что в ближайшие часы он на месте не появится, а также что вопрос с моим отчислением закрыт и обсуждать его с кем бы то ни было он больше не намерен.

Но моя мама была настроена решительно.
— Ну тогда пошли в ректорат.
Я поржал, но сказал:
— Ну ладно, пошли.
Мы пришли к кабинету того самого проректора по учебной работе, Зубцова Д. А.. Тут самое время сказать, что ему на тот момент был 31 год, проректором-то он стал всего пару месяцев назад, и как стал, так сразу начал закручивать гайки. Мы застали его куда-то выбегающим из своего кабинета. Он огрызнулся на нас.
— Мне некогда с вами разговаривать, некогда! У меня 5001 студент! Ждите!
Само число 5001 как бы намекало, что кто-то один здесь лишний. Мы ждали долго, наверное, час. Наконец дождались. Зубцов вернулся в кабинет, а сразу за ним зашла делегация человек из 10. Это были замдеканы всех факультетов, я узнал там Малеева, а еще Геннадия Иннокентьевича Донова (замдекана РТ). Видимо, у них было совещание. Мы продолжали стоять под дверью. В конце концов вышли все замдеканы, кроме Малеева. Он выглянул и сказал нам: “Заходите”.

Мы вошли. Проректор Зубцов сидел во главе стола, сбоку от него расположились Малеев, моя мама и я. С первых же секунд стало понятно, что разговор будет неудачным. Зубцов явно не собирался церемониться. Он сразу начал, обращаясь ко мне:
— Ну что? Ты думал, что можешь взять и просто так не прийти на пересдачу, да? А я могу взять и поставить подпись!
Я не приукрашиваю. Прямо с этими словами проректор реально взял и расписался на бумаженции, которая лежала на столе перед ним. После чего показал ее мне:
— И знаешь что это было? Это был приказ о твоем отчислении!
Тут наконец слово взяла моя мама. Уверенностью в ее голосе, конечно, уже совсем не пахло.
— Ну чем же он так провинился, что вы его сразу отчисляете, неужели других наказаний нет? Выговор там хотя бы, я не знаю, ну отчислять-то за что?..
— Пффф... выговор. Нет, выговор мы делаем, если человек нарушил правила поведения или что-то в этом духе. А тут он взял и не пришел на пересдачу! Нет, за такое у нас только отчисление, никаких выговоров.
Я сидел и уже просто молчал, с интересом наблюдая. Это был какой-то сюр. Как будто все — замдекан, декан, проректор — разом сговорились сыграть какой-то спектакль абсурда вокруг меня, я не знаю. Все прекрасно понимали, что эта дичь про пересдачи — неправда, что отчисление с одной пересдачей — это нонсенс, а пересдачи в феврале — обыденное дело, на одном только нашем факультете их несколько десятков. Но проректор продолжал свою речь:
— Вы что, думаете, мы эти пересдачи всем подряд не глядя раздаем?..
(Да. Именно так я и думаю. Даже не думаю, а знаю. Напомню, у меня был официальный отрывной на пересдачу, где стояли подписи вас обоих — Малеева и Зубцова, если что.)
— ... вы думаете, мы их не глядя раздаем? Да мы вообще-то про каждого индивидуально тут решаем, давать пересдачу или нет! Пересдачи в феврале — это не норма, мы разрешаем их только в особых случаях!

Иногда в таких историях кажется, что сам Бог тебя троллит, потому что иначе ну уж никак нельзя объяснить настолько абсурдное и смешное развитие событий. Дверь кабинета внезапно открылась, и вошел Донов — замдекана РТ.
— Дмитрий Александрович, извините... Можно? Я тут совсем забыл...
— Да, конечно, заходите.
— Тут первокурсники... матан... Подпишите, пожалуйста.
— А, да, давайте.
И проректор Зубцов тут же, после слов про "пересдачи в феврале только в особых случаях", прямо на моих глазах, молча, не вчитываясь, подписал стопку новых отрывных на пересдачу для первокурсников РТ. Моя мама, наверное, не поняла, что это было. Но я-то понял. Я сидел и продолжал ахуевать от творящегося трэша. Стоит ли еще раз повторять, что я ненавидел факультет РТ.

Донов ушел, мы остались. Моя мама, продолжая пытаться хоть как-то повлиять на ситуацию, продолжала упрашивать:
— А что с армией? Его же призовут! Он же отсрочку потеряет теперь!
— Ой, да ладно вам. Почему-то остальных не призывают. (Обращаясь ко мне) Все скрываются — и ты как-нибудь поскрываешься!
И вот тут наступил роковой момент.
— Ну что он тут будет делать, в этой общаге, целых полгода до восстановления? Слоняться по Москве без дела...
Зубцов посмотрел на нас с удивлением.
— В смысле "в общаге"? (Снова обращаясь ко мне) А кто тебе в общаге-то разрешит жить? Всё, ты больше не студент Физтеха, какая тебе общага?
Это было полное фиаско. Спасибо, мама.

Зубцов продолжал свою победоносную речь.
— Ты надеялся в общаге жить, что ли, весь этот семестр? Ну ты запомни: если я узнаю, что ты продолжаешь жить в общаге — летом ты сюда не восстановишься. Я прослежу. Понял?

***

Я выше говорил, что мне знакомы разные реакции людей на шокирующие новости. Еще несколько минут назад я угорал от происходящего, всё складывалось идеально для меня, я фактически как будто получил академ и мог продолжать жить на Физтехе, наверстывая программу прошлых семестров, посещая только интересные мне пары и готовясь к восстановлению. Но теперь мне стало совсем не смешно. Весь мой план был разрушен в одночасье. Я ненавидел свою маму и проклинал тот момент, когда я рассказал про свое отчисление и согласился, чтобы она приехала на Физтех. Теперь у меня была новая проблема: чтобы продолжать ходить на пары и ездить в НМУ, надо было еще придумать, где жить в Москве или в Долгопе. Маленькой подработки, чтобы хватало на еду, было уже недостаточно.

Дальше мама спросила у них, нельзя ли хотя бы оформить мой перевод в другой вуз, а не просто так отчислить — чтобы отсрочка сохранилась. Проректор на это согласился. Они еще немного поговорили и пришли к выводу, что Ярославский государственный университет имени П. Г. Демидова, скорее всего, без проблем зачислит меня на второй курс, и надо лишь привезти на Физтех справку о том, что в Ярославле готовы принять меня переводом. Срок был назначен до ближайшей пятницы, 15 февраля. (Напомню, в тот день было уже 12е.) Тогда они, так уж и быть, ликвидируют мой приказ об отчислении по собственному желанию, заменив его на приказ об отчислении в связи с переводом в другой вуз.

Я уже не участвовал в разговоре. Я сидел в полной прострации и смотрел в стену, окончательно ахуевая от происходящего. Перевод в ЯрГУ? Может, лучше сразу в ПТУ? А что, зато при деле буду, не сидеть же и ботать математику целых полгода просто так, нигде не числясь. И в армию не призовут.

***

"Надо быть уверенным в своих требованиях". "Хуже уже не будет". Ну да, конечно. Сейчас-то я понимаю, что мамочки с мокрыми глазами и со словами "не отчисляйте, пожалуйста, моего сыночку, он очень умный, он у нас единственная надежда и опора" — для замдеканов и деканов часть рутинной работы, нечто регулярно происходящее в порядке вещей. Идти к проректору оспаривать отчисление любимого сына и думать, что ты будешь психологически сильнее, — это как идти прыгать с вышки с десантником или идти в огонь с пожарным и думать, что ты будешь храбрее него.

В тот день я понял, что маме о подобных событиях лучше говорить в самую последнюю очередь. Можно было спокойно прождать эти полгода, а потом восстановиться и сказать: "Мама, ты должна кое-что узнать. На самом деле я пока еще на втором, а не на третьем курсе". Но в моем случае было уже поздно.

***

Мы вышли из кабинета проректора. Я был в ярости. Я сказал:
— Ну что, к кому теперь пойдем пожаловаться? Ректору Кудрявцеву? Может, лучше сразу в Министерство образования? Пусть запретят и восстанавливаться тоже, а то мы пока мало добились!

Тут я заметил, что все это время мне яростно пытался названивать на телефон кто-то с незнакомого номера. Я перезвонил. Это была Даша. Та самая, которая еще несколько дней назад хотела поднять митинг в мою поддержку, но я ее тогда остановил.
— Илья!!! Надеюсь, тебя еще не отчислили?
— Не поверишь: только что на моих глазах проректор подписал приказ о моем отчислении.
— Бля! А я поговорила с одногруппниками, поговорила с Богдановым [препод по алгебре], с Черновым [препод по теорверу], а еще Ждановский [препод по матану], Ильинский [препод по дискрану] — они все готовы за тебя подписаться, потому что деканат совсем уже о***л [страх потерял]! Ты как, хочешь, мы соберем за тебя подписи?

Ха. Ха. Ха. За меня будут собирать подписи на факультете, чтобы меня не отчисляли. Это за меня-то, у которого из пяти экзаменов три сданы на уд(3). Но отказаться от такого предложения я, конечно, не мог.
— Ну? Ты не против? — спросила она.
(Ты не против, если я тебя сделаю знаменитым на весь факультет и, в частности, на весь первый курс как бесстрашного чувака, который якобы нормально учился и был отчислен просто по прихоти деканата? — Конечно же, не против, блеать! Какие вопросы?!)
— Уже поздно, вы вряд ли чего-то сможете добиться. Но я, конечно, не против! Даже за!

Я отправился провожать маму на Ярославский вокзал. Я все еще был дико зол. Она пыталась доказать, что перевод в ЯрГУ на один семестр — не такая уж плохая идея. Для меня это было просто полнейшим зашкваром, это был самый последний вариант, о котором я вообще думал. Как меня возьмут потом летом обратно? Если я буду по бумажкам числиться как переводник из Ярославля, а не как восстанавливающийся бывший физтех, как я сдам летние экзамены? Кафедра вышмата просто завалит меня на каком угодно вопросе и скажет "едь обратно в свой Ярославль, парень, для Физтеха нужен уровень повыше". Но моя мама этого не понимала, она, видимо, считала, что ЯрГУ и правда не такой уж плохой вариант — зато не армия.

***

Вечером я вернулся в двойку. Даша вместе с моим соседом — Саней Машрабовым — показали мне это.

Там было еще три страницы с подписями. Даша рассказала, как она с этим пришла к Кривцову, но (естественно) ни в чем переубедить его не получилось. А еще Кривцов заявил, что завтра (13 февраля) вечером он на собрании всех первокурсников публично расскажет, что он думает обо всей этой ситуации и почему якобы они на самом деле неправы.

Это был тот самый момент, о котором я говорил в самом начале статьи. Как будто я стал каким-то символом протеста всех этих людей, как будто мир на несколько часов завертелся вокруг меня. В такие минуты ненадолго забываешь о всех тех огромных проблемах, которые у тебя реально есть. Это очень прикольный опыт, и мне посчастливилось это испытать в свои 18 лет.

***

На следующее утро, в среду 13 февраля, я поехал к 9 утра на Семёновскую. Это должен был быть мой первый рабочий день в роли курьера. Уже было понятно, что, с учетом отсутствия жилья в Москве, скорее всего, ничего из этой затеи не выйдет. Но стоило все-таки попробовать, ну вдруг.

Опаздывать к 9 утра было нельзя, но я опаздывал. Я очень давно не бывал в метро в 8:30 в будние дни и совсем не ожидал такой жуткой толпы людей. В переходе с Боровицкой на Арбатскую была страшная толкучка на несколько минут. Это тебе не перейти улицу Первомайскую, чтобы на пары попасть. "Боже мой, и неужели так надо будет ездить каждый день..." - подумал я.

Когда я добрался до места, меня быстро распределили.
— Так. Вот с ним ты будешь работать сегодня, — с этими словами меня подвели к какому-то не внушавшему доверия 40-летнему мужику, — сейчас вместе поедете с ним куда надо.
Ну ок. Мужика звали, скажем, Дмитрий (я уже не помню как). С ним рядом, кроме меня, стоял и ждал еще один незнакомый пацан примерно моего возраста. Наконец мужик сказал "пошли", и мы деловито выдвинулись из здания вслед за ним быстрым шагом.

Мы шли молча, он впереди, мы чуть отставая. Куда мы направляемся и что мы там будем делать — никто не объяснял, просто говорили уклончивое "едем работать на район, приедем — увидите". Ну ладно, думаю, пока поглядим, что будет. Мы дошли до метро и спустились на станцию. Доехали до Арбатской, пересели на серую ветку и поехали на север. Доехали до Савеловской. Дмитрий вышел и стал подниматься вверх по эскалатору. Мы — молча за ним. (Лол, то есть, по сути, мы пока просто едем по моему утреннему маршруту обратно, в сторону Физтеха — думал я. — Окей, если что, мне по пути.)

Мы пришли на прекрасно знакомый мне Савеловский вокзал, он молча купил нам билеты, мы прошли через турникеты. Наконец он сказал:
— Так. Сегодня мы едем на станцию Луговая. Там и будем работать.
Я, конечно, будучи фанатом железных дорог и туристом-походником, отлично знал всю ветку Москва—Дмитров и знал, где находится Луговая: чуть дальше Лобни. Но на самой Луговой я никогда не выходил, и какого лешего мы собираемся там делать — оставалось только догадываться. Второй пацан сидел молча и не задавал никаких вопросов. Мужик тоже не выглядел так, как будто собирался что-то объяснять.

У меня было искушение послать их нахер прямо там и выйти на Новодачной. Но эта работа была моей последней надеждой. "Ну вдруг все-таки там реально будет зарплата 40 косарей и я смогу остаться в Москве? Ну вдруг? Уйти я всегда успею. Что я теряю, если посмотрю до конца?" — решил я.

Мы молча ехали на электричке по хорошо известной дороге в сторону Физтеха. Мне было не по себе. Я думал: "Главное сейчас не встретить в этой электричке кого-нибудь из знакомых. Потому что ни им, ни этим двоим объяснить ситуацию я не смогу". Но вот уже спустя какое-то время Физтех остался позади.

Наконец мы приехали на Луговую. Знаете, надо отдать должное названию: там действительно был луг. Было довольно пустынно. Вдали виднелись многоэтажки, и мы направились через этот луг в их сторону. (Напомню, это была зима, так что всё было заснежено, и мы шли по тропе через снег.) Все по-прежнему молчали. Мне уже было очень не по себе, я старался держаться на расстоянии от этих двух чуваков и максимально пристально следил за их движениями, готовый в любую секунду рвануть бегом обратно к платформе, где были хоть какие-то люди.

***

Но нет, тут не будет истории про то, как я спасался от маньяка. Все было гораздо прозаичнее. Мы благополучно дошли до жилых кварталов, мужик позвонил в домофон в рандомную квартиру первого попавшегося подъезда, и под выдуманным предлогом (типа он почтальон или что-то в этом духе) мы зашли в подъезд.

А дальше он позвонил в первую попавшуюся квартиру и сказал:
— Откройте, пожалуйста, прослушать информацию.
Когда ему не открыли, он пошел в следующую, и так далее, пока наконец кто-то не согласился открыть. И тогда он начал маркетинговым голосом толкать длинную речь о том, что вот наверняка им в доме не хватает того-то и того-то, а тут у нас и решение готовое есть. В лучших традициях банковских работников, которые всучивают свои продукты по телефону, он точно так же назойливо, бестактно уговаривал людей купить у него какую-то херню, пока они наконец не теряли терпение и не закрывали дверь. Мы со вторым пацаном стояли и смотрели на это со стороны. Иногда мужик обращался к нам в перерывах между звонками в квартиры:
— Вы пока смотрите и запоминайте, что надо говорить, а потом будете сами так делать.

Так прошло несколько часов. Мы обошли все квартиры во всех подъездах, в которые смогли попасть. Потом вернулись на платформу Луговую, проехали от нее к соседней остановке (Депо), вышли в другом жилом районе и продолжили делать то же самое. Удивительно, но я не помню почти никаких деталей того хождения по подъездам. Я даже не помню, что за товар мы впаривали там. Видимо, мой мозг предпочел забыть это как темный ужас. Мужик время от времени обращался ко мне и ко второму пацану, чтобы мы обратили внимание на какие-то конкретные детали в диалоге, чтобы знали, как можно и как нельзя отвечать на возражения в таких-то ситуациях. Но, к счастью, за весь тот день он ни разу не попросил нас самих кому-то что-то впарить. Мы были только наблюдателями.

Итак, было абсолютно понятно, что никаких 40к в месяц я тут не заработаю и близко. Жить в Москве было больше негде. На дворе было 13е февраля. Дедлайн, до которого еще можно было перевестись в ЯрГУ, наступал через два дня. В такой ситуации упрямствовать дальше и искать новые способы остаться в Москве было уже действительно глупо. В очередной раз переступив через свою гордость и чуть не плача от безысходности своего положения, я написал маме: "Ладно, я согласен на перевод в ЯрГУ".

Уже давно стемнело, когда мы во второй раз вернулись к железной дороге, чтобы наконец поехать по домам. За весь день тот мужик так и не сумел впарить свой товар никому. Но он говорил нам: "Это неудачный день сегодня просто. В хорошие дни по 5-6 покупок бывает. Ну, сегодня не сложилось. Завтра будет другой район".

Только когда мы уже вошли в электричку на обратный путь, я признался, что на самом деле мне не надо ехать в Москву домой, мне выходить тут по пути, на Новодачной. Когда мы подъехали, я попрощался и вышел. Больше этих двоих я никогда не видел.

***

Двери закрылись, электричка уехала, я проводил ее взглядом. Передо мной снова была платформа Новодачная. Было ощущение, что я только что очнулся от какого-то кошмарного сна. Как будто я на день окунулся в другую реальность, ненадолго увидел мир по ту сторону зазеркалья, в котором живут обычные люди, не учащиеся на Физтехе. Этот мир был постоянно рядом — вот прямо тут, мимо нашей общаги каждый день туда-обратно ездили электрички с такими людьми, но я их не замечал раньше.

Времени был девятый час вечера. Я побежал с Новодачной в актовый зал ЛК. Собрание Кривцова с первокурсниками уже должно было начаться. На входе меня встретил Малеев:
— О, Илья, заходи. Тут как раз про тебя говорят.
Я вошел с правой стороны зала и услышал, как декан завершает свою (видимо, длинную) речь:
— Ну вот так и поступил Илья.
Тут декан обратил внимание всех присутствующих на вошедшего меня.
— А вот и он, кстати!
Я окинул взглядом сидящую аудиторию. Там сидел весь наш поток первокурсников. С ними на одном курсе мне предстояло учиться несколько лет. Где-то в задних рядах сидела Даша и те, кто вместе с ней собирал за меня подписи. А я стоял и думал: наверняка сейчас среди этой толпы сидит какая-нибудь первокурсница — моя будущая однокурсница — и думает про меня "какой же он крутой". (И я не ошибся.)

Как и подобает любому в такой ситуации, я написал пафосный популистский пост, где высказал, как жесток этот мир, как я благородно никого не виню и как я мужественно не сдаюсь перед системой.

Как и подобает любому посту такого стиля (независимо от фактического наполнения), этот пост быстро начал набирать лайки, репосты, появились срачи в комментах... Какая-то незнакомая девушка в комментах стала осуждать меня и говорить, мол, "знаем вас, все вы вылетаете якобы не из-за успеваемости, еще один нашелся". Ей отвечали некоторые ребята с нашего курса, объясняя, что мой случай действительно особый...

"У него был бы отл 100%" — писала про меня Яна в комментах. К сожалению, она была неправа: маловероятно, что у меня был бы отл. Но когда ты — символ протеста, не так уж важно, насколько точны факты, правда? Я был, конечно, очень честным, но опровергать Яну не стал. Пусть люди думают, что у меня был бы отл, зачем же их разочаровывать.

***

На следующее утро, в четверг 14 февраля, я уже ехал на утреннем экспрессе в Ярославль. Вместе с мамой мы приехали на факультет ИВТ ЯрГУ им. П. Г. Демидова. (Мама накануне уже договорилась, что мы сегодня придем, и описала им ситуацию.) Там нас ждал местный замдекан. Мы виделись впервые в жизни, но он меня радостно поприветствовал и спросил:
— Ну что, Илья, на какое направление ты к нам хочешь? Давай я тебе учебные планы покажу, выберешь.
И он разложил передо мной на столе распечатанные учебные планы. Пока я их листал, он рассказывал про перспективы после каждого из них, про то, чем занимаются у них студенты на старших курсах, про какие-то олимпиады... Я делал вид, что внимательно изучаю, а на самом деле смотрел только в один столбец: 4й семестр. Наконец я выбрал тот вариант, 4й семестр которого показался мне наименее ебаным.

Замдекан одобрил мой выбор и без лишних слов достал заготовленный распечатанный бланк. Я думал, он хотя бы заглянет в мою зачетку и поинтересуется, почему так много троек, но нет. Он больше ничего не спрашивал.

“Комиссия в составе замдекана к.ф.-м.н. Ануфриенко С. Е., декана к.ф.-м.н. Парфенова П. Г., а также профессора д.ф.-м.н. [такого-то] провела вступительные испытания со студентом таким-то и постановила, что студент рекомендуется к зачислению на 4й семестр такого-то направления, такого-то потока”. После чего он начал кому-то звонить.
— Здравствуйте. Павел Геннадьевич? Тут такое дело: к нам мальчик переводится, да, с Физтеха... Очень нужна Ваша подпись. Сегодня же. Где Вас можно найти? Да, да. Спасибо!
— Здравствуйте. [Такой-то такойтович]? Тут такое дело: к нам мальчик с Физтеха переводится... Очень нужна Ваша подпись, срочно. Где Вас можно найти? Спасибо!
Потом обратился ко мне.
— Смотри. Нужно три подписи. Свою я поставил. Сейчас ты поедешь к нашему декану вот по такому-то адресу, а потом к профессору [такому-то] вот по такому-то адресу. После чего поезжай в главный корпус, и тебе выдадут нужную тебе справку, что мы готовы тебя принять переводом.

Из корпуса ИВТ я поехал по указанному адресу получать подпись декана. Меня немного напрягал Ленинградский проспект в адресе. Я подъехал к нужному дому, и мои подозрения подтвердились. Это был жилой многоквартирный дом. Декан ИВТ ЯрГУ ждал меня у себя дома, чтобы поставить подпись о согласии на мой перевод.

...

Вечером 14 февраля в главном корпусе ЯрГУ мне не успели выдать нужную справку. Пришлось приходить утром 15го, но и тогда секретарши утверждали, что справку они сейчас не могут выдать, потому что нужна гербовая печать ректора, а он в отпуске. Но справка нужна была сегодня же. Пришлось поскандалить. Каким-то образом умудрились обойтись без ректора. Я приехал на вокзал Ярославль-Главный, это была пятница и уже вечерело, поездов на ближайшее время не было. В тот вечер я добрался до Москвы на маломестной частной маршрутке. Я застал Малеева в его кабинете в 9 часов вечера.
— Вот видишь, — сказал он, — а ты говорил, успеть нельзя.

Малеев забрал у меня справку из ЯрГУ и на моих глазах порвал приказ о моем отчислении по собственному желанию. Теперь предстояло издать другой приказ — об отчислении в связи с переводом. Кажется, я был спасен от призыва в армию. Но меня не отпускало чувство, что я как будто зашкварился.

Вот так я и был отчислен с Физтеха. На дворе было 15 февраля 2013 года.

***

15 февраля. Это был её день рождения. Ей исполнялось 19 лет. Теперь она была с тем парнем с РТ, а не со мной. Но важно ли уже теперь это было, после всего случившегося?..

Спустя еще четыре дня 19 лет наконец-то исполнилось и мне. В тот день я вновь стоял на Новодачной и ждал электричку в сторону Москвы. В этот момент мне пришла смска: “С днём рождения. Светлого неба и хороших дорог”.

***

Летом 2013 года, пересилив себя еще десяток раз, я без троек и без долгов (но не без скандалов с преподшами) закрыл сессию в ЯрГУ. После этого общим порядком перевелся обратно на 2й курс Физтеха, сдав переводные экзамены по математике и информатике за первый курс на хор и отл соответственно. Но это уже другая история. Может быть, она достойна отдельной статьи.

***

С нового учебного года на Физтехе ввели официальные правила: по окончании каждой сессии разрешается иметь не более трех академических задолженностей, и на каждую из них гарантируется две попытки пересдачи. (Я уверен, это совпадение.) Осенью декан, проводя собрание со студентами, впервые озвучил эти правила, которые для нас тогда казались послаблением. Я поднял руку и уточнил:
— То есть правильно ли я понимаю, что если, допустим, я не смогу присутствовать на первой пересдаче, пусть даже по неуважительной причине, то вторая попытка мне все равно гарантируется?
Валерий Евгеньевич ответил:
— Да, гарантируется.
А потом добавил:
—Илья, тебе просто повезло с годом поступления.

Константин Мосиенко в тот же год перестал быть лектором по теории формальных языков. Новым лектором стал Алексей Сорокин, который остается им и по сей день. На первой лекции в новом учебном году, делая анонс курса, он решил приободрить слушателей:
— Не волнуйтесь, предмет несложный. Насколько мне известно, из-за формальных языков еще никто не вылетал.
Из аудитории кто-то спросил:
— А из-за чего вылетали?
Сорокин ответил:
— Ну... из-за Пустовойтова.
Зал разразился смехом.

Никита Пустовойтов в тот же год сложил с себя полномочия заведующего кафедрой АТП. Когда я уже был на 3 курсе, он был тимлидом моего проекта на курсе “Инновационный практикум”. Тогда он и рассказал нам байку о том, что химкинский военкомат якобы имеет негласную договоренность с каким-то из проректоров Физтеха: если какой-то студент вылетает, его личное дело там “случайно теряют”. Эта байка подтвердилась, когда в 2015 году так произошло с одним из моих знакомых.

А спустя еще пару лет Пустовойтов и вовсе перестал преподавать на факультете. И теперь лектором по курсу ООП, который раньше вел Пустовойтов, являюсь я.

Военкомат вспомнил обо мне только спустя 2 года после восстановления, когда я уже заканчивал 3й курс. Меня заставили явиться. Оказалось, что сотрудники военкомата и сами знать ничего не знают про какие-то там тонкости "вот если ты перевелся, то отсрочка не сгорает, а если отчислился, то сгорает". Они увидели, что я отчислялся, а потом возвращался назад, и их не волновало, по какой причине (а закон реально написан так, что прочитать его можно двояко). Мне вручили повестку и, скорее всего, попытались бы забрать в армию. Тогда я сперва проконсультировался с юристом, а потом составил претензию и отнес ее секретарю начальника военкомата. В претензии было написано, что действия сотрудников военкомата противозаконны согласно таким-то пунктам таких-то статей таких-то законов Российской Федерации, а я прошу обосновать эти действия, иначе "буду вынужден жаловаться в прокуратуру города Химки". Спустя месяц Почта России прислала официальный ответ: "В связи с тем, что у нас отсутствует экземпляр Вашего личного дела, о необходимости явки Вам будет сообщено дополнительно". Как вы понимаете, больше я в военкомате не был вплоть до магистратуры.

Та девушка с РТ потом еще ко мне возвращалась (и это тоже в принципе можно было предвидеть, будь я чуть опытнее). Да и в Питер мы с ней еще ездили. Дважды.

А тот пресловутый синтаксический анализатор, который я написал в ночь перед пересдачей, все равно работал неправильно на некоторых тестах. Но об этом никому, кроме меня, так и не суждено было узнать.

***